Поговорим о психологии восприятия духовного слова людьми, находящимися во власти аффекта, то есть одержимыми страстями гнева, уныния, плотского или блудного возбешения, и об особенностях общения с ними.
Конечно, если речь идет о группе людей, находящихся в неистовстве, не нам браться за слово назидания и вразумления. Апостол Павел может справиться с толпой, одержимой страстью, но не мы. В Священном Писании, в Книге Деяний апостольских, имеется несколько свидетельств тому, как святой апостол даже намеренно ввергал себя в среду беснующейся толпы, будучи удерживаем учениками от неминуемой смерти. Есть очень выразительное место в Книге Деяний, где говорится о том, как апостолов Павла и Варнаву в городе Листре[28] язычники приняли за богов, потому что они чудесным образом исцелили хромого. Им даже хотели принести жертву. Они едва сумели убедить язычников не делать этого явно богохульного поступка, и когда словесных доводов уже не хватало, разорвали на себе одежды. Меня всегда удивляло, как речь апостолов к людям, находящимся в ажиотаже, охваченным идолопоклонническим неистовством, возымела действие. Ведь, как сказано, они едва убедили народ и жреца отказаться от задуманного предприятия. И они добились успеха именно тогда, когда прибегли к столь удивительному ораторскому приему – разорвали на себе одежды и обратились со словом увещевания о том, что Бог свидетельствует о Себе благорастворением воздухов, обильными дождями, Своими благодеяниями к людям и дает познать Свое могущество, и поэтому ни в коем случае нельзя поклоняться тленным человекам.
Если же речь идет о нас, грешных и немощных, то я бы советовал бежать из класса, ученики которого ходят на головах, мечут друг в друга портфели или встречают педагога безумным – даже не смехом, а лошадиным ржанием, не говоря уж о всяких ругательных словах. Нет, мы слабы и немощны, и наше слово да будет сокрыто в глубинах сердец и не изойдет оттуда.
Но когда встречаешься один на один с людьми, тут уж вам и свечи в руки. По крайней мере, к священникам весьма часто приходят и сами люди, одержимые одной из перечисленных страстей, и подводят таковых: мать – сына с исколотой рукой, или муж жену, которая видеть его не хочет, потому что влюбилась и готова гореть на медленном огне за эту свою любовь. «Батюшка, не слушайте ее, – говорит страдалец. – Она в помрачении, у нее тихое беснование. Только помолитесь, помогите. Ведь трое детей». Часто и наоборот бывает. И тут уж, действительно, бежать с поля боя нельзя. Ну, на священниках лежит особая ответственность, но и особую силу дает им Господь в подобных случаях. Однако и священники, бывает, при встрече со страстным человеком сжимаются в комочек, как тушканчик – как бы тот не пырнул в живот каким-нибудь колющим предметом. Мне приходилось, надо сказать, и в такой ситуации оказываться.
Особенно запомнился случай, когда пришлось мне беседовать с человеком, одержимым винной страстью. Как-то, выйдя из храма, я пытался урезонить молодого человека богатырской наружности. Он был в сильном подпитии и задирал прихожан. Часто люди пьяные принимают священника чуть ли не за патриарха. А этот молодой человек был нового типа: «Что, еще ты тут?! Ну и что, что ты батюшка? Сейчас я тебе покажу батюшку». Ну, я кулинарного училища не оканчивал, еще хуже – на филологическом факультете в университете учился. Там нас не учили в глаз давать. Поэтому я, не показав виду, что струхнул, не слишком уверенным голосом говорю: «Ну, что это вы так на батюшку? Не надо. Я же батюшка». – «Ах, ты батюшка?! Сейчас я тебе как батюшке и вмажу!» Ну, слава Богу, эта наша дискуссия разрешилась для меня самым счастливым образом. Вмешался один человек по имени Николай. Он продает на рынке запчасти для автомобилей и знаком, конечно, с жизнью во всех ее проявлениях. Посмотрев две секунды на происходящее, Николай выдвинулся из группы благочестивых мирян, которые жалели пьяного бугая: «Ой, бедненький, на батюшку лезет, совсем уж, видимо, тяжело!», – легонько отодвинул меня в сторонку и как-то очень ловко всего лишь дважды и ударил-то дебошира – один раз куда-то в подреберье, второй по шее. Тот свалился прямо на газоне. Протрезвел очень быстро, стал просить прощения. Какая-то дама вынесла святой воды и стала его отпаивать. Вывод: нелегко беседовать с одержимыми, – я только это и хотел проиллюстрировать примером.
Для успешного общения с людьми, находящимися в состоянии аффекта, прежде всего, нужно определить, кто с тобой говорит: человек или бес. Любой мало-мальски опытный христианин может это понять. Едва лишь вы поставите себе этот вопрос, как сердце вам даст ответ. Да, действительно, довольно легко уловить момент и почувствовать, когда вмешивается в ваш диалог третий лишний. И с нами-то, к греху и стыду нашему, бывает, что мы сами себе не принадлежим, что на нас кто-то ездит, да еще и потешается. Но очевидно, имея дело с возбужденными людьми, мы должны тотчас зафиксировать внутри себя: ты имеешь дело с демоном, а не только с человеком.
Кстати, видом беснования, видом тихого помешательства является гордыня. И гордыня обыкновенно через человека задает такие вопросы, что весь Свято-Тихоновский гуманитарный университет будет думать и не найдет ответа, настолько этот змий, этот падший дух за семь с половиной тысяч лет натренировался и знает, как смутить православного собеседника, как ввернуть шпильку коварным вопросом, исполненным скепсиса, отрицания, недоверия. И если вовремя в общении с человеком ты поймешь, что в ваш разговор вклинился падший ангел, то будешь похож на Дон Кихота, сражающегося с ветряными мельницами. Кстати, и в нашей частной жизни очень полезно немножечко приостановиться, послушать человека и понять, что происходит, не участвует ли третий в вашем разговоре. Повторяем, сделать для себя это открытие очень важно. Потому что, едва лишь вы почувствовали присутствие нечистой силы, нужно сразу стать на стражу, чтобы не подпасть под ее влияние. Да, на войне как на войне. От вас требуется хладнокровие, мудрость, смекалка, умение выждать момент, великая осторожность, чтобы не засветиться, не сделаться удобной мишенью. С вашей стороны – трезвение, внимание, молитва. Только сложив все эти составляющие, вы можете надеяться на успех, ибо будете понимать устроение души собеседника, его психологию, с мистической стороны оцените, с кем имеете дело.
Итак, от христианина требуется внутреннее внимание, большая сосредоточенность, мир, кротость и спокойствие сердца, чтобы не войти в резонанс с непрошеным собеседником. Ибо сказано, что мы подобострастны, то есть заимствуем друг от друга страсти. Это ведь не на интеллектуальном уровне такое происходит, а на духовном. Здесь имеет место очень большое напряжение сердца. В таких встречах, которые можно назвать славянским словом «срящ» – неприятная встреча, у тебя в душе все подняться хочет, как девятый вал. Ну, скажем, от чужого гневливого расположения тотчас искра вспыхивает – ответная реакция. Особенно, если эта страсть в тебе уже свила свое гнездо и задевает за живое. Какая, повторяю, нужна выдержка, хладнокровие, внимание, сопротивляемость моменту, чтобы и остаться самим собой, и занять ту оборонительную позицию, которая одновременно будет и плацдармом для атаки и победы над дьяволом.
Я бы сказал, что состояние внутренней тишины и покоя – это уже без пяти минут победа в общении со страстным человеком. И более того, мы, священники, считаем своим поражением всколыхнувшуюся в душе страсть. Она могла еще не проявиться внешне: ты не стал орать, как орут на тебя, ты не стал размахивать руками в ответ на тычки, но это уже поражение, когда на словесном уровне ты начинаешь нервничать, трепыхаться, теряешь спокойствие.
А теперь рассмотрим разные виды страстей, завладевших нашими собеседниками. Безусловно, в неодинаковых условиях при этом окажутся священник, друг семьи, благожелатель, за помощью к которому обратились, дабы как-то утихомирить, повлиять, побеседовать с человеком, и наконец, сам домочадец, которому хотелось бы благотворно повлиять на нравственный мир близких, дорогих ему, но глубоко несчастных, обуреваемых той или иной страстью людей. Я приведу конкретные примеры из пастырской жизни. Ясно, что мы не можем всецело себя отождествить со священником. У него задачи особые и полномочия особые, но все равно такой пример пойдет на пользу.
Начнем с седьмой заповеди – с того, что называется плотская одержимость, или состояние блудного возбешения. Говорим о человеке, явно попирающем нравственный закон, согрешающем против целомудрия, находящемся в состоянии блудного падения либо прелюбодеяния. Падением блудным называется грех людей, не состоящих в супружестве. Конечно, в разных состояниях люди могут находиться. Кто-то придет с повинной. Как недавно на исповеди один молодой человек весьма смиренно сказал: «Батюшка, я блудник, помогите мне!», – и конкретно назвал, в чем был повинен.
Совсем другое – воинственное отстаивание якобы прав человека. Сейчас мы выделим некоторые общие характеристики личности, одержимой этой страстью. Не случайно народ называет такое состояние помрачением. Свойства блудной страсти таковы, что, завладев человеком, его душой и телом, она кардинальным образом меняет его дух, его миросозерцание. Для меня как священника нет ничего удивительного, если я узнаю, что добропорядочная христианка, вляпавшись в эту страсть – блуд или прелюбодеяние, отошла от Церкви или называет себя неверующей и перестает верить в таинства. Ничего в этом удивительного нет, потому что блуд совершенно изгоняет благодать Господню из ума и настолько помрачает человека, что одержимый готов белое назвать черным, а горькое – сладким. Такой человек, служа страсти, будет действительно черное назвать белым и будет отрицать совершенно очевидное. Например, попавшись на этот крючок, мать может забыть своих детей, перестать заниматься их воспитанием. Может стать совершенно равнодушной к их насущным потребностям. На время, конечно, пока это беснование продолжается. Наверное, не нужно рассказывать о том, что жена может возненавидеть своего мужа – кормильца и главу семьи. Общаясь с таким человеком, нужно быть очень осторожным, чтобы все ваши заготовленные тезисы он тотчас не отфутболил со смехом, а то и с банальной грубостью.
Возникает вопрос: а надо ли вообще говорить с такими людьми? Надо, надо. А если вы священник, так просто обязаны. Если она, хоть и упирается как мул рогами и копытами, все-таки пришла к священнику – не насильно муж привел гулящую жену, сама таки пришла – значит, что-то есть в ее сердце, какой-то еще уголочек, не занятый грехом. Думаю, что если речь идет о вразумлении дружеском или пастырском, всегда нужно перспективу указывать. Бес слепит очи, он говорит: «Возьми, насладись, а потом пусть все горит синим пламенем!» Так про себя люди с мнимым бесстрашием и говорят: «Да я готов на какой угодно адской сковороде жариться, лишь бы сейчас схватить мгновение». Нет, брат, все-таки лучше тебе на сковороде той не оказаться, прежде подумай о последствиях. Как правило, разрушение является немедленным последствием вот таких безумных падений. С этической, нравственной точки зрения – позор. Ну, сейчас, может быть, это не позор, сейчас это «пора-пора-порадуемся на своем веку». А все-таки, срам. А дети? Разве они заслужили номинального отца, когда он отвернется от женщины, недостойной называться матерью своих чад? Вот вы так легко сейчас зачеркиваете пятнадцать прожитых лет. А вы подумали, кто, кроме него, которого вы сегодня не удостаиваете наименования своего супруга, о вас позаботится, когда жизнь выкинет вас на обочину? Кому вы нужны на самом деле? Вот этому альфонсу, знающему, что он связался с венчанной супругой? Вы ему нужны? Да ему ничего не нужно, кроме возбуждения его предстательной железы! Если бы он вас любил, он бы руки бы спрятал за спину и не стал бы соблазнять и склонять к греху. А если он свои сальные персты бестрепетно простирает к новоявленной Солохе[29], то значит, у него нет «ни божества, ни вдохновенья, ни слез, ни веры, ни любви». Когда батюшка по-доброму говорит так, как правило, омраченное лицо начинает плакать. Плакать, потому что чувствует правоту этих слов. Но зачастую, подобно страусу, прячет голову в песок, не желая-таки расстаться с этим мнимым настоящим, обманывая себя самое.
И все-таки помрачение – это такое состояние, из которого выводит не слово, но жизнь. Слово вы обязаны произнести, и оно будет как жезл, протянутый человеку, утопающему в трясине. Не давайте руку, чтобы и самому не оказаться в болоте. Дайте жезл – слово увещевания, уведомления, предупреждения, ужаса о случившемся; может, это будет спасительная капля отрезвляющей микстуры. Но подчас должно пройти время. И оно, конечно, все расставит на свои места. Есть Высший суд, он недоступен звону злата.[30] Этот суд познают в своей жизни «наперсники разврата». По русской пословице: Бог шельму метит.
Иное состояние тихого помешательства с явным душком растления наблюдается у достаточно большой части нашей молодежи – в светской, студенческой, школьной аудитории. Многим приходилось убеждаться, что нынешние старшеклассницы, чем ближе выпускной бал, тем больше напоминают падших женщин; иные из них таковыми и являются. И здесь, конечно, когда речь идет о растлении ума, о ложных жизненных установках, не ругаться надо, но живой нравственный идеал представить вниманию слушателя, о чем мы говорили, когда беседовали о проблемах молодежи.
Что касается гневливца – человека, чуть что не по нему, рвущего все на части, мятущегося и мечущего в вас искры, как средневековый дракон, то об этом прекрасно говорит блаженный Феофилакт Болгарский, советовавший заливать огонь раздражения водой собственной кротости. Кротость, действительно, в этом отношении является неким спасительным покровом, препятствующим проникнуть в вас даже одной искре этой демонической страсти, которую в ее апогее Святые Отцы называют печатью антихриста. Да-да, страсть гнева – это духовная печать антихриста. Так вот, победителем в этом словесном поединке мы назовем того, кто, почувствовав, к чему идет дело – поножовщине, рукоприкладству, метанию предметов или словесным нецензурным оскорблениям, или еще чему-то подобному, тотчас прячется в ракушку смирения и кротости. Смирение есть признание себя рабом неключимым[31], самым недостойным, ничтожным существом, достойным всякого наказания и муки.
А если противник, несмотря на ваше смирение, все равно нападет – надо защищаться. Но, продумывая средства и методы защиты, избегайте живодерства. А самое верное средство какое? – Конечно, молитва.
Очень много значит в словесном общении с человеком, раздираемым гневом, – интонация. Но только не заученная и вымученная, а которая рождается в недрах сердца, жалеющего этого человека. Коль вы понимаете, что перед вами человек, находящийся в состоянии аффекта, то есть совершенно больной, подвластный, подчинившийся полностью болезни, вы будете с ним беседовать так, как будто бы каждым словом помазываете обнаженную рану. Такое возможно, только если вы стоите в полноте духовного вооружения и имеете мягкость сердца и слова.
Мне приходилось в самых разных случаях общаться с гневливцами. Скажем, приходит мама со своим отцом, дедушкой и юношей-сыном. Юноша явно болен агрессией. Это познается по тому, что мама пришла зимой в черных очках, у нее разбито лицо, фонари под глазами; у дедушки тоже, хотя таких явных следов не видно. Понятно: этот здоровенный амбал с квадратным подбородком побил маму с дедушкой. А те и говорят: «Батюшка, мы вам привели мальчика нашего. Видите, маму побил, на деда руку поднял. Сделайте, батюшка, что-нибудь». А его даже санитары боятся.
И как быть? Очень много, конечно, значит внутренняя молитва, так как вы имеете дело более с бесом, чем с этим несчастным юношей. Его лукавый «обхождаше» – вокруг ходит. Вы молитесь – это первое средство самозащиты, потому что Бог, если внутренне вы взываете к Нему, не попускает одержимым людям распускаться. А потом вы с ним начинаете разговаривать. Но мысли шальные мелькают, конечно: «Сейчас он как тебе даст по скуле!..» Но не будем слушать помыслы. «Как же вы, дорогой, маму-то?.. А давайте вспомним, кто у кого в животе сидел: вы у мамы или она у вас?» – «Ну, я». – «Ну вот, мама вас носила под сердцем, питала грудью, и вы так ударили ее по лицу. Это ведь грех, наверное?» – «Грех, грех». – «Ну, давайте каяться… Прости, Господи, и помилуй». – «Каюсь».
И здесь, конечно, главное – это одушевленность интонации и понимание, насколько глубинны эти процессы в человеке, внутреннее жаление его, беседа с искренностью и простотой, именно по-детски. Вспыхни малейшая искра негодования, раздражения – он тотчас сам перейдет в нападение. А вот так – обезоружить его мягким журением, доброй укоризной, предложив раскрыть совесть Богу; не в области моралистики действуя, можно достичь скорее успеха.
Чаще всего приходится встречать людей, находящихся в состоянии глубокого душевного упадка. Не просто печали безысходной и перманентной, а некоего уныния и безнадежности, именуемой отчаянием. Иногда это случается на фоне депрессии или какой-то другой болезни. Но сейчас кто из нас застрахован от минут разочарования, печали? Никто. Следует признать, что иногда отчаявшиеся люди переходят в состояние буйства. Агрессия у них по-разному может выражаться. Видимо, такое напряжение в душе накапливается, такая невыносимая тяжесть, что это может выражаться в истерике. «Батюшка, я глубоко страдаю. У меня все болит! Бог меня вылечит или нет?! Скажите, вылечит меня Господь или нет?! Почему Он меня не исцелил до сих пор?!», – спрашивает человек с неподдельным трагизмом, а сама постановка вопроса такова, что вы понимаете: срыв налицо. «Бог меня исцелит? Ответьте мне сейчас?!» А для того, чтобы батюшка никуда не делся, его надо за руку схватить покрепче. Я думаю, что даже когда Иосифа Прекрасного схватила жена Потифара, это была не такая крепкая хватка. «Вот сейчас скажите мне, исцелит ли меня Господь?!» И что вы будете говорить? Какими риторическими фигурами пользоваться? Есть, конечно, такие замечательные фразы, которые являются панацеей: «Успокойтесь, все будет хорошо. Все наладится. Уж если есть Господь, Он же самый хороший – все образуется». – «Это правда? Все будет хорошо?!» – «Да, я уверяю вас, я в это верю глубоко, все будет хорошо». – «А если не будет?!» – Ну, почему «если», мы же с вами веруем в Господа Бога Вседержителя, Творца Неба и земли, видимым же все и невидимым…» Да, думаю, что в последних двух описанных случаях (я имею в виду – гнева и отчаяния) сторона утешающая должна действительно увидеть и в том, и в другом человеке ребенка, увидеть душу. Без милости, без участия сердца здесь ничего не сделаешь.
Есть еще один сложный случай, когда человек играет, беря на себя роль отчаявшегося или человека, не отвечающего за свои поступки. Очень сложна, конечно, сфера общения, и, по крайней мере, священники, которые выступают как народные врачи, сердцем чувствуют, что в силу вступил драмтеатр, началось выступление: «Вот хотите, батюшка, я сейчас такое сделаю!..» – «Нет, я этого не хочу». Конечно, ты понимаешь, когда вступает в действие тяжелая артиллерия и человек сам уже не знает, играет он или действительно таков. Часто встречается и смешанный вариант. Дело в том, что каждый из нас по-разному себя проявляет. И иной человек порою не находит для себя лучшего амплуа, чем ходить на грани фола, он свою индивидуальность выражает таким болезненным и неестественным образом. Это, конечно, развращенность, в которой надо каяться. Ибо ясно, что не к тому призывает нас Господь, говоря: будьте как дети, – то есть бесхитростные, чуждые лукавства, простые, любящие, милостивые. Что касается людей гордых, то упоминаемый нами преподобный Никодим Святогорец, свидетельствовал, что один Бог может смирить гордость ума. А ведь есть и такие гордецы, которые решаются, как моська, лаять на слона: Церкви предъявлять счет. А ведь и таковых немало. «Батюшка, вот я прочитал (прочитала) Евангелие, – говорит такой гордец. – В общем, это чтение мне понравилось, но со многими положениями я не согласен (не согласна)».
Когда человек осмеливается сомневаться в высшем авторитете – Евангелии, Церкви, Божественной истине – требуется особое искусство, особые смирение и любовь, чтобы не повредиться от собеседования с совопросниками века сего. Всегда замечаешь, что Господь дает тебе особый подход и особые слова в общении с нецерковными людьми, склонными теоретизировать и высокоумничать. Приходится находить примеры, в которых отчасти соглашаешься с инвективами[32], выдвинутыми против служителей церковных, а вместе с тем и указывать на погрешимость этого безапелляционного суждения.
«Я вот, – говорит кто-нибудь, – не хочу обращаться к священникам, потому что все они еще совсем недавно подписку давали на сотрудничество с КГБ. А у меня с этими тремя буквами дружбы никогда не было».
Что ты будешь тут говорить?
«Ну, может, и были у кого какие контакты, но встает вопрос, каковы они по сути. Епископы еще недавно, действительно, должны были встречаться с представителями органов госбезопасности. Из этого вовсе не следовало, что архипастырь продавал им душу. Напротив, он эквилибрировал, отстаивая какие-то церковные права. Ну, а что касается рядовых священников, то как это можно всех под одну гребенку? Думаете, у меня тоже погоны есть?» – «Ну, у вас, положим, и нет, но вы счастливое исключение».
Однако, если уж, действительно, душе понадобится исповедоваться, она и разбирать не будет, потому что исповедь ведь Господь принимает через священника. Я, кстати, помню, встречался с одним «кагебешником», который по роду службы общался со священнослужителями разных мастей и уровней. Он, кстати, исповедовался у меня первый раз. Так вот этот человек, ныне уже покойный, сказал мне хорошую вещь. «Я, говорит, батюшка, по роду своей службы и за границей работал, очень много вашего брата перевидал. По именам, говорит, могу назвать и епископов, и иереев. Честно признаться, говорит, у меня не возникло желания ни у одного из них исповедоваться. Но с другой стороны, я вам ответственно заявляю, что ни один из них, как Иуда, никого не продавал, Церковью не торговал». Раньше по законам времени епископу нередко приходилось с уполномоченным парой ходить (а уполномоченный – это как раз ставленник КГБ). Но из этого вовсе еще не следовало, что епископ или иерей забывал, Кому он служит и ради чего сан священства воспринял.
Все-таки приходится признать, что гордостное восстание на авторитет Церкви наиболее вредоносно для собеседования. Не знаю, каким нужно быть, чтобы потом болезненно не зализывать раны души. Разве только что с колдунами общаться менее приятно, чем с чеховской интеллигенцией. Но, думаю, что главное было уже сказано: в общении с такими людьми слова обязательно найдутся. Как говорит святитель Тихон: любовь подыщет слова. Вам дано будет, в каком устном жанре строить общение, какие тезисы и доводы найти, образумливая загулявшего мужа или пожилую женщину, которая не может простить и схвачена духом злобы. Важно самому оставаться в душевном равновесии, так сказать, на капитанском мостике. Если вы чувствуете, что этого нет, лучше отойти от барьера. Помните, передача такая была – «К барьеру»? На одной из них речь шла о строительстве буддийского храма. И такую пару к барьеру поставили: главного редактора «Православной беседы» В.В. Лебедева и молоденького обаятельного кришнаита, с тонкими чертами лица, такого психологичного, такого доброжелательного. Глаза у него были, как у Мальвины, с огромными ресницами. Не знаю, где и нашли такого. А наш В.В. Лебедев был не слишком убедителен и должного впечатления не оставлял. Мы все даже недоумевали: да что же такое, почему же его выпустили? На его бы место против кришнаита отца Димитрия Смирнова поставить. Он бы нашел что ответить.
Итак, видите, насколько взаимосвязаны между собой области собственно церковного словесного творчества, проповеди, риторики и красноречия, проповеднического искусства – и личностных свойств, качеств, характеристик того, кто это слово готовит и произносит. Поэтому приходится больше говорить о внутреннем мире человека, чем о формальных языковых средствах, иначе трудно не впасть в схоластику, не удариться в отвлеченные материи, ничего не дающие нашей учебной дисциплине. И, наверное, только жизненный опыт является главным нашим учителем.
И закончу словами Александра Сергеевича Пушкина: «О сколько нам открытий чудных готовит просвещенья дух, и опыт – сын ошибок трудных, и гений – парадоксов друг».