Речения Господа нашего Иисуса, безусловно, недосягаемо высоки. И мысль о подражании им может быть даже греховной. Богу подражать невозможно. Но все-таки для себя нечто полезное и ценное мы, безусловно, должны усвоить. Вспомним, как на празднике кущей многие из народа уверовали в Него, а фарисеи, услышав об этом, послали своих служителей, чтобы схватить Его (Ин. 7, 32). Но никто не смог наложить на него рук. И когда служители возвратились к первосвященникам и фарисеям и те спросили: Для чего вы не привели Его? – то служители (их было несколько, и, видимо, среди них были простые и совестливые стражники) отвечали: никогда человек не говорил так, как Этот Человек (Ин. 7, 46). Их сердцам, стало быть, Бог открылся в слове. Благодать Божия проникла в сердца этих стражников именно через слово. Они узнали Бога в Его слове. Души, созданные по образу Божию, обрели первообраз, услышав слово Господне. Наверное, то же испытала одна из учениц Христовых, когда Господь воскресший назвал ее по имени: Мария! (Ин. 20, 16). То же, наверное, испытал и Матфей, сидевший на мытнице у сбора пошлин, когда услышал Его слова: следуй за Мною (Мф. 9, 9). И многие, и многие другие.
Это значит, что слово Божие созвучно человеческой душе. Душа узнает это слово как единственное, неповторимое, неподражаемое. Душа понимает, что это слово обращено к ней, что это именно то слово, которого она ждала, которое ей нужно. О чем и апостол Петр сказал: Господи! к кому нам идти? Ты имеешь глаголы вечной жизни, – а по-славянски еще весомее: Глаголы живота вечнаго имаши (Ин. 6, 68). Стало быть, христианский проповедник, сознавая всю свою ограниченность, и более того, греховность, должен быть немного душеведцем. Он должен в глубинах сердца сам задаваться вопросом: а что им нужно? Что я могу им принести, даровать, открыть?
Часто, когда мы слышим лекции на духовную тематику, мы и по собственной косности, и по общей всем нам ограниченности не узнаем слова Божия. Оно едва-едва касается нашего сознания, иногда, может быть, и сердца. Остается какой-то зазор. Почему так? Потому что и лекции, и книжки на духовную тему часто совсем не ставят перед собой цели спасения души слушателя или читателя. Автор, может быть, хочет продемонстрировать ведение или приобщить к ведению многосложных церковных и околоцерковных знаний из истории Церкви, церковного обряда, пытается осмыслить ту или иную часть богослужения. О спасении собственной души он слегка подзабыл, а задачу спасения душ читателей – и вовсе не ставит перед собой. Он сам чего-то ищет и хочет, чтобы и читатель вместе с ним искал, а найдет ли – Бог весть. А бывают книжки, в которых все уже найдено, в них сокрыт Сам Христос. Читаешь книжку о. Иоанна Кронштадтского, и она попадает прямо в глубину души, в десятку бьет, хотя надо и самому потрудиться основательно, вчитываясь и вдумываясь в ее содержание. Потому что автор вложил в нее гораздо больше усилий, чем полагает иной читатель, не привыкший трудиться над усвоением текста. Зато уж если вчитаешься, то обретешь корысть многу (Пс.118, 162). Такую книжку прочитаешь – как свежей воды напился. А иной ученый богословский труд начнешь читать – и чувствуешь себя разбитым, как будто бы спал на лестнице и без одеяла. А книги все духовные писаны лицами духовного звания.
И вот слово Господа таким образом обращено к совести человека, что душа говорит: «Я знаю, кто ты. Ты пророк». Как сказала женщина-самарянка: Господи, вижу, что Ты пророк (Ин. 4, 19). Это слово заставляет нас взвешивать на весах Божественной правды и любви свою жизнь. А бывают книжки, которые мы читаем, и ничего не взвешивается, даже если б ты пожелал, но только чувствуешь свою растерянность перед обилием терминов, громоздким научным аппаратом и подавляешься ученостью писателя.
Итак, истинное духовное слово всегда обращено к живой личности, оно чуждо формализма, чуждо «научной объективности», истинно живое слово всегда имеет целью спасение человеческой души, но не напрыгивание, не наезд на душу. Это тоже надо знать и понимать. Истинное слово имеет способность ломать все перегородки, все условности человеческого общения. Одна условность – лекция, другая условность – научный доклад, третья условность – круглый стол, четвертая – интервью. Слово не вяжется никаким жанром устного творчества, такое слово действительно обезоруживает человека. Он сдается без боя этому слову, потому что чувствует в нем то родное, святое, понятное, спасительное, чего он даже не ожидал найти.
Давайте мы с вами найдем в Евангелии еще несколько свидетельств. Возьмем, например, свидетельство евангелиста Матфея, завершающее Нагорную проповедь: И когда Иисус окончил слова сии, народ дивился учению Его, ибо Он учил их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи (Мф. 7, 29). И точно так же в Капернауме, по свидетельству евангелиста Луки, когда простые галилеяне делились между собой своими впечатлениями о Нем, то дивились учению Его, ибо слово Его было со властию (Лк. 4, 32).
Со властию! Почему так воспринимали слово Господа? Ясно, почему. Прежде всего потому, что слова Христа суть действие. Как сказано: Яко Той рече, – и быша; Той повеле, – и создашася. Или по-русски: Ибо Он сказал, – и сделалось; Он повелел, – и явилось (Пс. 32, 9). И рече Бог: да будет твердь посреде воды... И бысть тако, т.е. И сказал Бог: да будет твердь посреди воды, и да отделяет она воду от воды. И стало так (Быт. 1, 6). Итак, слово Господа есть творческий зиждительный глагол, который творит новое бытие или новое качество бытия. Сейчас, когда мир уже сотворен, шесть дней уже прошли, седьмой еще не кончился, а восьмой грядет, главная область строительства, зодчества – это душа человеческая, а главный инструмент зодчества – это слово человеческое. А душа – она драгоценнее всего мира.
Народ говорит, что Он учит их как власть имеющий, а не как книжники и фарисеи. Что это значит? Книжники и фарисеи были начетчиками, они с детских лет изучали закон – Тору, пророков, толковали этот закон, изучали толкования, Талмудическое творчество, но их знание было внешним. Духа-то они и не имели. Если бы они из Писания заимствовали дух, то не распяли бы Господа Славы, Того, Кто даровал им Писание. Оказывается, внешность они изучали, а против содержания – погрешали. Соответственно, их упражнения в слове Божием, их поучения носили схоластический характер, в этом не было жизни. А имели-то под руками золото, сидели на куче золота и от голода умерли.
Часто и у нас экзамены могут превращаться в нечто противоположное духу Евангельскому. Конечно, сдающему курс по Новому Завету нужно знать Евангелие близко к тексту. Наверное, неплохо знать, сколько раз у евангелиста Луки употреблено слово «Капернаум», а сколько – у евангелиста Матфея (оказывается, что у обоих оно упоминается четыре раза, но в двух случаях – это параллельные места, а в двух других внимание к данному слову позволяет извлечь новую информацию). Но что хорошего может получиться из такого сражения между экзаменаторами и экзаменуемым, этого поединка памяти и забвения?
Кроме того, нам с вами важно помнить эти слова: учил как власть имеющий. Несомненно, власть имеет тот, кто исполняет написанное в Евангелии. Говорить о Евангелии со властью будет тот, кто прежде сотворил, а затем и других научил. Таковой великим наречется в Царствии Небесном (Мф. 5, 19). Если ты сам научился не осуждать, действительно научился или, во всяком случае, замечаешь, когда в тебя помысел осуждения входит, и сразу встрепыхнешься и покаешься, то ты уже сумеешь объяснить: Не судите, да не судимы будете (Мф. 7, 1). Или, например, Господь говорит: Аз же глаголю вам, яко всяк, иже воззрит на жену ко еже вожделети ея, уже любодействова с нею в сердцы своем (Мф. 5, 28). Т.е. всякий, кто смотрит на жену (ближнего своего) с вожделением, уже прелюбодействует в сердце своем. Если ты не допускаешь нецеломудренных помыслов и чувств, а противишься им, изгоняешь их, то тогда тебе дано говорить о заповеди: Будите... мудри яко змия, и цели яко голубие (Мф, 10, 16), т.е. будьте мудры, как змеи, и чисты, как голуби. Таким образом, власть имеет, очевидно, тот (и это относится к movere!), кто получил благодать жительства по Евангелию. Вот что сокрыто в основании проповеди, проявляющейся в явлении духа и силы (1 Кор. 2, 4).
Когда Господь наш Иисус Христос учил в храме, когда объяснял, как следует понимать пророчества, в частности, о том, как сам Давид называл Христа Господом, то множество народа слушало Его с услаждением (Лк. 12, 37). С услаждением. Почему Его слово о ветхозаветных пророчествах имело свойство услаждать? Потому что Спаситель так знал закон, давал такое разумение закона, о котором Его слушатели и не слыхивали. Разумение закона всецело было приноровлено к сердцам слушателей и касалось каждого из них. Высокие истины Писания, оказывается, соотносятся с внутренней жизнью каждого из нас.
Поэтому Господь говорит ученикам: ...всяк книжник, научився Царствию Небесному, подобен есть человеку домовиту, иже износит от сокровища своего новая и ветхая (Мф. 13, 52). Это значит, что всякий книжник, научившийся, т.е. исполнивший заповеди, данные в Священном Писании, износит из сокровищницы сердца своего ветхое и новое, т.е. истины Ветхого и Нового Заветов. Народ потому с услаждением слушал Христа, что ветхое и новое Господь износил из глубины своего сердца. Господь есть Сам Евангелие, слово Творца Всеблагого, Всемогущего и Всемудрого.
А для нас это значит, что наше слово должно зиждиться, основываться на Священном Писании или, что то же, на истинах Откровения. Но эти истины Откровения составляют не головное знание, не отвлеченное, рассудочное запоминание, а нечто претворенное и переплавленное в сосуде сердца. А еще можно сказать, что, когда дух Писания или Сам Христос вселится словом Своим в сердце человека, тогда и истины Писания будут им преподаваемы, передаваемы духовно с назиданием для слушателя. Мы, так сказать, не в чистом виде Ветхий и Новый Завет преподаем, а мы его преподаем через сердце наше воспринятым и усвоенным, как Христос хлеб апостолам предложил, а те уже его преломляли и в пустыне сидящим подавали.
В преподавании Священной Истории, ну и, конечно, истории Церкви, главная трудность – вовсе не методическая. Как преподавать Священное Писание Ветхого и Нового Завета? В какой последовательности? Или, может быть, давать объединенный курс Ветхого и Нового Завета? Что взять из Священного Писания, а что опустить? И прочее, и прочее. На самом деле, если дух Ветхого и Нового Завета является и твоим духом, хотя бы отчасти, если ты действительно соприкасаешься с этой святыней Бога, живущего в Писании, то тебе никаких пособий и книжек не понадобится, чтобы Священное Писание преподавать той аудитории, которая этого от тебя ждет. Ибо мудрый книжник не из конспекта и не из пособия (вернее, в первую очередь не из них), а из сокровищницы сердца своего выносит ветхое и новое. Т. е. проповедующему дается разуметь Писание применительно к аудитории, дается изложение истин Писания с нравственной пользой именно для этих слушателей, а не каких других.
Священное Писание подобно манне, а манна, как сказано в книге Премудрости Соломоновой, в удовлетворение желания вкушающего изменялась по вкусу каждого (Прем.16, 21), т.е. приобрела вкус той пищи, какая желалась вкушающему в тот час. И народ потому слушал с услаждением Господа, что беседы Спасителя, основанные на пророках, изъясняли, растолковывали, делали понятным все, что именно тем слушателям было непонятно, и это слово разрешало все их недоумения, отвечало на все неразрешенные дотоле вопросы. И именно поэтому Его слово могло и научить (что соотносится с docere), и реально приблизить к спасению души. Мне кажется, что в этом самое главное. Соль духовного преподавания в том, чтобы вы имели задачу не просто свой курс изложить, как вам в вашем кабинете заблагорассудилось или как вам велели. А ваша задача воспитать, нравственно укрепить, так сказать, сделать плодоносными сердца слушателей с помощью Писания апостолов и пророков, открыть их навстречу Царствию Небесному. Так задача услаждения (delectare) соединяется с задачей научения (docere) Царствию Небесному, имеющей целью своей спасение души.
А когда слушал Господа народ с услаждением о пророчествах, то далее Он говорил им в учении Своем: Остерегайтесь книжников, любящих... принимать приветствия в народных собраниях, сидеть впереди в синагогах и возлежать на первом месте на пиршествах (Мк. 12, 37-39). Это слово тоже услаждало, потому что в нем была правда об учителях-ханжах, о чем сами книжники и фарисеи никогда бы им не сказали. Такое мог сказать только Тот, кто Сам был выше их в нравственном отношении, и поэтому имел власть судить о них. Таким образом, слово действительно услаждающее, слово правды имеет власть над сердцами слушающих, и поэтому утверждает, возбуждает в них веру, подвигает к изменению, ведет за собой. И в этом смысле задача услаждения (delectare) соединяется с задачей побуждения к подвигу (movere) словом, сказанным со властью.
Наконец, свидетельство о том, что народ с услаждением принимал слова Господа, говорит и о внешнем достоинстве Христова слова. У академика С. С. Аверинцева есть попытка восстановить проповеди Господа в их исконном арамейском звучании. И оказывается, что слова Христа насыщены такими музыкальными по форме сопоставлениями, что получается игра слов, где смена гласных (там гласных-то в арамейском немного) и согласных представляет собою удивительно тонкие по смыслу различия. Внешне сходные по звучанию слова дают противоположный смысл, и речь Спасителя представляет собою нечто неподражаемое на родном для слушателя языке.