Обратим свой взгляд к внутренней стороне христианской жизни и поразмышляем о том, как связаны между собою догматика и нравственность и какое значение в духовной жизни христианина имеет ясное умственное и сердечное усвоение богооткровенных истин веры, догм.
На память приходят творения преподобного Макария Великого, в которых запечатлена глубокая небесная мудрость. В них, однако, есть и свидетельства о великой мере помрачения человеческого естества грехом. Преподобный Макарий, опытно изведав на себе все тайны духовной жизни, говорит, что князь тьмы, совлекши с Адама и Евы светоносные одеяния благодати Божией, набросил на человеческую природу свой темный покров, как бы некую мрачную ветошь. И эта темнота охватила все наше естество – дух, душу, тело. Темнота сия именуется плотью, или грехом, царствующим в нашей природе. И есть на дню такое время, когда даже не особенно интересующиеся самопознанием христиане опытно убеждаются в истине, засвидетельствованной преподобным Макарием. Что это за время? Это время пробуждения, когда мы после сна восстаем с одра, приводим себя в вертикальное положение, а затем переводим взор на самих себя, вглубь собственной души. И то, что видит христианин внутри себя самого, лучше всего передают слова из книги «Бытия»: земля была безвидна и пуста (неустроена), и тьма над бездною (Быт. 1, 2). И действительно, христианин, хоть сколько-нибудь молящийся, знает, что поутру часто ощущается особенная немощь, остро чувствуется собственная греховность и ущербность. Часто ум не в состоянии сложить вместе двух-трех слов молитвы. Иногда мы наблюдаем в себе то, о чем говорит святой Иоанн Лествичник: помысл играет. То есть мысль настолько лукава, неуловима, рассредоточена, рассеяна, что легче бывает, восстав от сна, вспомнить что-нибудь из впечатлений прожитого дня, или заняться рассматриванием нелепого сновидения, или погрузить свой ум в образы этого мира, в грядущие заботы, но чтобы сразу от сердца обратить к Богу глас молитвы – гласом моим ко Господу воззвах (Пс.141,2), заутра предстану Ти (Пс.5,4), услыши мя, Господи (Пс.140,2) – это сделать нам бывает весьма сложно.
В качестве лекарства для совлечения этого темного покрывала, этого помрачения, которое мучает ум и сердце, учителя духовной жизни предлагают немощным христианам – а речь идет о нас самих – богомыслие, то есть волевое устремление ума и сердца к предмету нашей веры – к Богу. Богомыслие, посредством которого мы как бы воскрешаем в нашем сознании богооткровенные истины веры. Эти истины становятся нравственной опорой, хребтом внутренней духовной деятельности христианина, пробудившегося от сна, как бы восставшего из мертвых. В частности, епископ Феофан Затворник говорит о том, что по восстании от сна бывает очень важно вспомнить истины Символа веры и, приложив их к язве души своей, посредством них войти в мир духовный, утвердить свои стопы на земле спасения; вспомнить о Царстве Небесном, добытом для нас Кровью и Воскресением Искупителя, ощутить под своими стопами бездны ада, на которые обречено согрешившее человечество, если не воспользуется плодами искупления. Важно прежде всего обратить умственный взор ко Христу – Источнику силы животворящей и воскрешающей нашу душу. Но надобно между тем вспомнить и о бесплотном враге – князе тьмы, который искал нашей погибели и тогда, когда мы спали, нанося в душу уродливые, бессвязные, часто душевредные воспоминания, всячески возбуждая нечистотой наш дух. Епископ Феофан посредством богомыслия предлагает христианину облечься в воинское вооружение, ощутить себя воином, ратоборцем, солдатом и таким образом начать боевые действия, основой которых является молитвенная устремленность нашего естества к Создателю.
И мы можем и должны этим пользоваться, если не хотим, чтобы утренние часы были отравлены нашей леностью, вялостью, безмолитвенностью; если не хотим, чтобы на чистой палитре нашей души мир, лежащий во зле, начертал свои уродливые рисунки, грязные каракули. Чтобы этот «безумный, безумный, безумный мир», помрачив наше духовное око, не сделал бы нас неспособными к главному делу нашей жизни – молитвенному предстоянию Живому Богу.
Перечислю кратко те догматические истины, которые христианин должен усилием воли и ума вложить в свою душу подобно тому, как к гноящейся ране врач прикладывает пластырь, дабы оживляющее действие лекарства через какое-то время дало себя знать. Итак, восстав от сна, мы находим наш ум в каком-то разбросанном, рассеянном состоянии. Что нужно противопоставить этой расколотости сознания, этой помраченности ума? Конечно же, истину о Едином Боге, надмирном Творце. И вслед за этой истиной о создавшем мир, но пребывающем вне его Едином Боге тотчас духом, умом, сердцем следует помолиться, как сумеете – знакомой ли какой молитвой или от себя составленной, дабы Господь Бог даровал нам благодать в течение всего дня памятовать о Нем и о посланном Им в мир Сыне Божием. Помолиться вслед за апостолом Павлом о том, чтобы Бог даровал нам все вменить в умету, в сор, в суету, все отбросить ради единственного желания: с Единым Богом беседовать. Так вот, сочетая богомыслие и молитву, христианин тотчас восчувствует некую нравственную опору, некую крепость. Одновременно прояснеет его сознание, вместе с этим начнут приподниматься крылья души, заснувшей вместе с телом. Вслед за тем душа под воздействием Духа Господня, Которым все мы отмечены в час нашего духовного возрождения, начнет как бы от себя рождать те светлые благие помыслы о Боге, которые являются, собственно, отпечатком догматических истин, дарованных нам в откровении. Мы начнем помышлять о вечности Божества: вечен Бог – и вчера, и сегодня Один и Тот же; земля прейдет, небо совьется, словно свиток, Ты же Един вовеки пребываешь, Господи. И тотчас от этого помышления мы воскрешаем для себя истину о бессмертии нашей собственной души, о бессмертии, дарованном нам по благодати, по дару Божию. Мы призваны пережить это ощущение: душа моя, лучшая часть моя, воистину бессмертна. Господи, помоги же мне сохранить свою бессмертную душу от стрелы греха, от нравственной смерти, от всякой нечистоты и порока, ибо какой отчет, какой выкуп я дам за душу свою, если весь мир приобрету, а ей поврежу? И уже как бы естественно, но на самом деле с тайным вспомоществованием Божиим мы восходим, поднимаемся к постижению вездесущия и всеведения Божества. Ты, Господи, вездесущ, Ты Своим взором всюду проникаешь, везде присутствуешь Твоей Благодатью, Которая не смешивается с этим миром, но действует в нем, как нетварная энергия. Если Господь вездесущ, то и нам должно, по крайней мере, всегда присутствовать умом в нас самих. Как Бог Своим Божественным взором обнимает и Небо, и землю, и все, что в них, так наш умственный взор должен быть обращен в глубины нашей собственной епархии, состояние дел в которой мы должны знать хорошо, ибо подотчетны. Наша епархия – это наша душа; помоги же мне, Господи, на все часы дня сего всегда зреть собственную душу, всегда наблюдать за своим сердцем, всегда, словно мудрому садовнику, охранять то небесное растение, которое Ты насадил в час крещения. И как Ты, Господи, всеведущ, от Тебя не укрывается ни одна мысль, ни одно намерение, ни одно слово человеческое, даруй мне познать душу свою в возможной для меня мере. Научи меня наблюдать за моими страстями, которые гнездятся в сокровенных глубинах души, от тайных моих очисти мя, от чуждих пощади раба Твоего (Пс. 18, 13-14) , научи меня, Господи, увидеть, разглядеть того таинственного змия, о котором говорит в своих писаниях Макарий Великий. Изгнанный в час крещения из души нашей и ума, он, однако, где-то бродит, скитается на периферии души, гнездится в телесных членах. Научи же меня узреть этого змия, осознать все рабство, в котором я еще нахожусь, сотворить брань с этим драконом, сверженным с небес, поругаться ему по слову Писания: змий сей, егоже созда, ругатися ему (Пс. 103, 26), – то есть посмеяться над ним и попрать его стопами. «Ты, Господи, неизменяем, – наконец помышляет христианин о своем Небесном Владыке. – Но все разумное творение, Тобою созданное, призвано к изменению – от меньшего к большему, от худшего к лучшему. Научи же меня, Господи, ныне положить благое изменение в своей жизни». Или, как молился один мудрый пастырь, оставив нам в наследство эту кратенькую молитву: «Помоги мне сегодня, сейчас изменить в своей жизни то, что я могу и должен изменить, научи меня претерпеть то, чего я изменить не могу, и даруй мне отличать первое от второго».
С мыслью о неизменяемости Божества, а вместе с тем устремленности к Нему всей разумной твари соединяется, должно быть, то, что именуется ревностью к богоугождению, то, о чем говорил апостол Павел: «Теку, гоню, да постигну, простираюсь вперед, забывая задняя, стремлюсь к почести вышнего звания»[3]. И вот эта внутренняя устремленность нашего духа к Причине, Источнику нашего бытия, внутреннее горение сердца, сосредоточенность ума, воли и чувств в Боге и есть, собственно, та динамика духовной жизни, то внутреннее движение, которое отличает присутствие жизни во Христе от отсутствия ее. Жизнь с избытком от смерти внутренней. И чем ранее в утренний час мы взойдем в это искрометное, бодрое, радостное состояние, именуемое в Писании горением духа: духом пламенейте (Рим. 12, 11), духа не угашайте (1 Фес. 5, 19), – тем легче, светлее, разумнее, полнее, плодотворнее будет день, который предстоит нам прожить с Божией помощью. Свят Господь и праведен. И для нас особенно полезно размышлять о святости и совершенстве Создателя. Свят Господь, и не преселится к Нему лукавнующий, – говорит святой царь Давид[4]. Праведен Господь, а потому всегда познает, взыскивает грех, выбрасывает его вон, во тьму кромешную, производя над грехом праведный Свой суд.
Особенно должно нам размышлять о праведности Божества, дабы возбудить в эти утренние часы ненависть ко греху, отвращение от него. Важно не просто познать и назвать грех грехом, но переживать его как беззаконие, мерзость, с существованием которой внутри себя мы мириться не можем и не должны. Нет ничего полезнее, как возбуждать в себе эту воистину священную ненависть, потому что диавол тотчас отскакивает, как ошпаренный, от христианина, видя, что тот приводит свое вооружение в полную боевую готовность, уже вытаскивает из ножен обоюдоострый меч молитвы, которым мы призваны рассекать надвое мысленных змей – греховные помышления, приступающие к нам.
Наконец, Бог есть Любовь. Самое бытие мое обусловлено тем, что Бог, по преизбытку Благости, из небытия призвал меня в бытие. Бог есть полнота, все Собою наполняющая. Божественная Любовь воздвигла мир, чтобы он пребывал в благобытии, и наше дело это благобытие поддерживать. И сие не только уразуметь, но и восчувствовать должен христианин поутру. Бог есть Любовь, и Он даровал мне этот Свой дар, требуя от меня возлюбить ближнего, как Он Сам возлюбил каждое из разумных Своих созданий. И если мы согреем сердце таким помышлением поутру, то, совершенно очевидно, в нем уже не будет места ни ненависти, ни раздражительности, ни равнодушию, ни осуждению, но душа исполнится по благодати Божией сочувствия, сострадания, жалости, сопереживания. Во всяком случае, будет способна выполнить завет Апостола: радоваться с радующимися и плакать с плачущими (См. Рим. 12, 15). И как венец этого размышления, мы поклоняемся Единому в Троице прославляемому – Отцу, Сыну и Святому Духу. Мысль о Божественной Троице, равночестных Лицах Ее сопряжена с помышлением о Царственном Единстве, согласии, предвечной гармонии. И хотя в нас, конечно, нет точного образа Троицы, но, будучи созданы Богом по Его подобию, мы все-таки можем и должны помолиться о том, чтобы Господь упразднил в нас вражду и даровал согласие ума, чувств и воли; даровал бы по благодати единство духа, души и тела в их деятельном предстоянии и служении Господу.
И, наконец, последнее – помышление о Единородном Сыне Божием, посланном для того, чтобы мир не погиб, но имел бы жизнь вечную. Велия тайна благочестия – Бог явися во плоти (1Тим. 3, 16). Помышление о Боге, воспринявшем на Себя человеческое естество, думаю, для усердного христианина неразрывно связано с вожделением Пречистого Тела и Крови Господа Иисуса Христа. Хлеб наш насущный даждь нам днесь (Мф. 6, 11) – этот Хлеб и есть Сам Господь Иисус Христос, в Евхаристии предлагающий нам бессмертную Трапезу, приобщающий нас Пречистого Своего Тела и Своей Крови. Последнее особенно важно для христианина, ибо если мы с утреннего часа ощутим в себе эту алчбу и жажду Божества, захотим соединиться с Господом, то все наше деятельное благочестие – и внутреннее, и внешнее – получит и разум, и смысл, и одушевленность, ибо не для того ли нам должно подвизаться в этом мире, дабы с дерзновением иметь возможность приступать к Источнику жизни.